Нико Лапунов поставил камерного «Фигаро» и погрузил весь сюжет в стихию буффонады, сняв тем самым идеологический пафос «третьего сословия», революционного бунта, отверженного таланта, человека чести. Бомарше определил жанр как водевиль, так пусть будет буффонада – водевиль, доведенный до гротеска, до эксцентричного маскарада, до потешной игры ради игры, искусства ради искусства.
Игровое пространство оформлено как изящная шкатулка, в которой располагается то будуар, то гостиная, то суд, то беседка. Актеры одеты в костюмы одного цвета. Нет, не так. Вся сцена оформлена изящным черным орнаментом по белому - она, как персонаж, облачена в один цвет с действующими лицами. Сцена тоже лицо, которое меняет цвет, засыпает на мгновение, и просыпается в новом состоянии. И каждая деталь декорации - действующее лицо, метаморфоза, или трансформер. Дверь становится окном; кушетка - беседкой; юбка - весами-качелями; манекены - кем угодно. Даже пол говорит. Все живое. Декорации и костюмы - не фон и не одежда, они ключ, камертон к звучанию пьесы.
Орнаментализм
Так бы я определила театральный метод Нико Лапунова - режиссера и художника, не только создавшего спектакль, но и сыгравшего в нем четыре роли. Декоративный, музыкальный, интонационный и пластический орнамент - четыре рисунка сливаются в единое целое. Можно ли описать этот орнамент одним словом? Нельзя. Это же буффонада, буйная игра контрастами: звучат Россини и “Мурка” (на арфе! Бомарше, кстати, был учителем игры на арфе), испанская гитара и немецкие танцы, слащавый романс и рондо.
Высокое и низкое, торжественное и шутовское не создают какофонии: будто изящный черно-белый орнамент сцены гармонизирует все стили, придавая им строгую форму. Строгую и потешную одновременно. Как «онегинская строфа» придает стройность многоголосию пушкинского романа, так изящный каркас сцены «Figaro» соединяет слово и жест, музыку и танец.
Буффонада как синтез искусств? Чем же она отличается от оперы или мюзикла? Тем, что пародирует все, и все доводит до гротеска. Спектакль феерически забавен, персонажи с наслаждением высмеивают друг друга. Они создали музыкальную шкатулку, в которой сами вращаются как куклы, держа в руках кукольное подобие себя.
“То ли люди, то ли куклы…”
Кукольники вышли из-за ширмы и превратились в драматических актеров: они поют и танцуют, бросают острые реплики, не выпуская из рук кукол. Персонаж раздваивается, он и человек, и кукла, только люди удивительно похожи друг на друга, а куклы индивидуальны, у каждой куклы свой цвет, чего люди будто не заслужили. Если у героя в руках кукла, то обращаются к ней, а не к человеку.
Кукла - важный символ. В этом отразилась философия века Бомарше. Человеческая природа едина, всеми владеют одни и те же страсти. На сцене разлито желание, эрос играет человеком, и каждый из персонажей ведет свою эротическую игру: звучат поцелуи и пощечины, танцуют объятия. В этом смысле нет большого отличия между графом и его слугой Фигаро, между Сюзанной и графиней, Керубино и Марселиной. Комедия положения.
А вот положение как раз играет кукла: не социальный статус, а ту маску, что носит человек, ту роль, которую он играет в театре любви. Куклы смелее людей: их ласки непринужденней, они откровеннее своих кукловодов. Куклы и люди в спектакле будто меняются местами: люди окукливаются, а куклы очеловечиваются. В финале актеры усаживают своих кукол на почетное место в центре сцены, а сами удаляются. Куклы образуют финальный орнамент - декоративный аккорд.
Нико Лапунов известен не только как актер, режиссер и художник, но и как большой знаток украинской вышивки. Его спектакли – это тоже вышивание. Актеры – нити, куклы – иголки, сцена – ткань.
Автор: Елена Волкова
Фото: Богдан Головченко
0 коммент.:
Отправить комментарий